Дмитрий Глуховский - Метро 2035

– Что?.. Саша?

– Саша. Исключительно слезно меня молила. А я, знаешь, мягкий человек по природе. Ну и потом вспомнил тебя, какой ты смешной. Неплохо тогда оттянулись… Молочный брат, так сказать. Так что мое сердце дрогнуло. Я ведь тебя с колен поднял. Помнишь что-нибудь? Ты, кажется, глистой злоупотребил. Был несколько не в себе. Но со всеми заданиями справился.

– Какпикантн!

Артем влез поглубже под скатерть. Вдруг почувствовал себя очень голым, по-стыдному, по-идиотски. Саша просила у этого упыря спасти его? Его выхаживали, потому что Саша уговорила?

– Я не хочу. Мне не нужно такое. Мне не нужно, чтобы ты мне тут эти подачки свои!

– Узнаю брата Колю. И тогда ведь как воевал! Под глистой. Собирался наводить мировую справедливость. Особенно когда про Мельника мы с тобой беседовали. Две сигареты у меня истратил, чтобы свести наколку. Неужели – ноль?

– Где мы? Я? Сейчас?

– Мы? В бункере. Нет, не в вашем героическом бункере, не делай таких глаз. Тут этих бункеров, под Москвой, знаешь… Мы вот себе поприличней подобрали. С евроремонтом. Остальные – так себе. Где подтоплено, а куда вообще не попасть, так двери проржавели.

– Именнтак!

Подошла врачица и с ней охранники; нарядные, в кителях, будто с парада только. Изготовились Артема крутить.

– Ну что ж вы, сразу заберете его у меня? – расстроился Бессолов. – Дайте потолковать с человеком. У него вопросов, наверное, тьма.

Врачица согласилась, отошла.

– Саша меня сюда?

Голым и бессильным. Спасла?

– Ну да. Облучился, говорит, парень. Облучился, потому что сам, в одиночку, разгадал все ваши страшные тайны. Очень хотел на поверхность и вот дошел. Радиоцентр в Балашихе даже штурмом взял. Глушилки отключил! К народу обращался! Герой! Молодчага!

– Она рассказала? Тебе?

Предала? Выдала?

– И она тоже. Ну и свои источники. Я тебя, признаться, недооценил тогда. Ты, правда, лыка не вязал. Люблю вот это: с простым человеком побеседовать. Чуть-чуть ему рассказать, как все на самом деле, и понюхать, как у него там мозги дымить начинают. Тут многие годами в метро не выходят, а я любопытный. Ну мне и по работе положено с людьми общаться.

– Замечательнчлаэк! – высказался боров.

– Мы… В Москве?

– В Москве, конечно.

– Бункер? Почему… Так странно выглядит? Почему знамена советские? Это… Я не понимаю. Это Красная Линия разве Ганзой заправляет? Или Ганза все-таки – Красной Линией?

– Какая разница?

– Что? – нахмурился Артем; белый зал сползал куда-то вбок, вверх.

– А есть какая-то разница между Красной Линией и Ганзой? – зыбуче улыбнулся Бессолов. – Ты бы еще между красными и фашистами десять различий нашел.

– Не понимаю.

– Это хорошо. А я готов объяснить. Пойдем-ка пройдемся тут. Без штанов, правда, не очень будет все-таки. Эй! Человек!

Прибежал суетливый официант в бабочке, седой и усатый. Бессолов ему приказал с себя снять портки и рубаху, чтобы гостя одеть. Артем потребовал свою одежду, но ему сказано было: все сожгли. Тогда согласился на черно-белый наряд, кроме уж бабочки. Официант, подрагивая седовласым животиком, стоял смирно. Ангельскую кровь врачица отцепила, прокол в руке заклеила пластырем.

Алексей Феликсович поднялся, утер губы салфеткой; отчалили от стола.

– Очвпечтлён! – попрощался с Артемом боров.

Пошли, здороваясь, между упитых и засыпающих на пиру: Кондрат Владимирыч, Иван Иваныч, Андрей Оганесович, и прочие.

– Кто они? Кто эти люди?

– Прекрасные люди! – заверил его Бессолов. – Лучшие!

Вышли на лестницу.

– Значит, – Алексей Феликсович обвел пространство рукой. – Был вопрос. Почему советская символика. Отвечаем. Тут у нас раньше, до того, как все стряслось, располагался Московский музей «холодной войны». Частный музей. Но! Находился он в настоящем правительственном бункере времен этой самой «холодной войны». Бывший так называемый ГО! То есть – государственный объект. Как-то его там приватизировали, не пойми как, в бурные девяностые, не важно. Затопленный, загаженный, заброшенный. Потому что в то время нам всем казалось, что бункеры эти более никому не пригодятся. Далее его уже новые хозяева оформили на свой ностальгический вкус: вот эти знамена, звезды красные, серпы-молоты, и прочая, и прочая. Как бы с намеком на СССР, но на такой вот нэпманский лад. Сделали прекрасный ремонт, за что им большое спасибо. Так сказать, приняли с сохой, а оставили с атомной бомбой. Собрали любопытную экспозицию исторических артефактов и стали водить сюда иностранных туристов. Но когда случилась Третья мировая, им живо напомнили, что значит это «ГО», и кто тут настоящий хозяин, а кто временщик. Потому что тем, кто тут побывал, уже, конечно, в настоящие ГО не хочется. Там скуповато все, без этого вот шика. Все-таки частные руки – это частные руки. Ну и стилистика величественная, дух захватывает. Глядишь на это знамя – и вспоминаешь, как наша великая держава грозила всему миру. Так что мы тут не стали ничего менять. И стильно, и патриотично, и уютно.

Зайчики от стеклянного шара щекотали красное знамя, играли с гербом.

– Но ведь Красная Линия… Они под этими флагами… Людей на пулеметы! Сейчас, на Комсомольской! Вчера! Неделю назад! У меня! Ребенка… На руках… Не моего… Но…

– И что, позволь? Мы тут ни при чем.

– Это ведь вы заставили Мельника патроны им отдать! Ганза! Там, на Комсомольской, Москвину! – Артем наконец пробудился.

– Во-первых, мы – не Ганза. Во-вторых, мы никого не заставляли. Патроны эти наши. А Орден – просто инкассаторская служба. Москвину причиталась компенсация за действия Рейха. А что уж они делают с патронами – вопрос их этики. Зато мы остановили войну. Которая началась, опять же, не из-за того, как в целом система выстроена, а из-за кретинских инициатив на уровне среднего звена. Как, кстати, и с вашим героическим бункером тогда. Тебе что, гражданская война нужна?

– Они там, на Комсомольской этими патронами столько людей перекрошили! Живых! Что ты меня войной пугаешь?! Там люди от голода готовы на пулеметы! Ты себе представляешь, что это?! Как это?!

Бессолов замолчал и молчал, пока не спустился по ступеням.

– А что делать? Мы пытаемся найти средство от этой грибной гнили. Пробуем пестициды. Но есть же какие-то естественные процессы. Экология метро, так сказать. Предлагаю считать, что у них так численность популяции саморегулируется.

– Но сами-то вы тут жрете от пуза!

– Может сложиться такое представление, – согласился Бессолов. – Но глупо думать, что от пуза не жрет верхушка Полиса, или Москвин, или Мельник. Тут уж что кесарю, а что не кесарю. Консервов из Гохрана на всех не хватит. Так устроен мир. Если я выйду отсюда и скормлю объедки со своей тарелки несчастной голодной девочке, это ничего не изменит. Мои объедки – не Иисусова рыба. Тем не менее, я выхожу и кормлю голодную девочку. И ничего не меняется.